Евразийское пространство постепенно всё больше превращается в точку пересечения долгосрочных политических, экономических и других инициатив, реализуемых ведущими субъектами современной мировой политики, включая Российскую Федерацию, Европейский союз, США, КНР. Эта тенденция, которая накладывается на чрезвычайно сложную динамику разнонаправленных процессов интеграции и дезинтеграции на постсоветском пространстве, придает региональным международным отношениям, и без того обладающим значительным конфликтным потенциалом, дополнительную остроту и напряженность. Она же ставит перед проектами евразийской интеграции, продвигаемыми Россией, целый ряд новых вызовов. Для того чтобы лучше понять особенности и перспективы реализации этих инициатив, в рамках данной статьи предпринимается попытка проследить историю становления и выявить ключевые элементы российской интеграционной стратегии в Евразии. Автор приходит к выводу, что фундаментальные принципы российской стратегии структурирования постсоветского пространства были заложены в годы президентства Б.Н. Ельцина и в последующем лишь корректировались под воздействием ряда политических, экономических и социальных факторов внутри самой России и во внешнем мире. Эти принципы включают: 1) продвижение идеи многополярного мира; 2) укрепление и развитие надгосударственных интеграционных экономических институтов на евразийском пространстве, способствующих росту экономического потенциала стран-участниц; 3) противодействие смене политических режимов в соседних государствах в случае, если они носят антироссийский характер; 4) укрепление восточного вектора политики путем установления более тесных связей с Китаем в сферах экономики, политики и безопасности; 5) формирование в Евразии геополитического центра влияния за счет расширения возможностей региональных военно-политических организаций, которые будут дополнять экономические интеграционные структуры и обеспечивать безопасность в регионе. В статье показано, что в условиях значительного обострения международной обстановки во второй половине 2010-х годов всё больший вес в российских интеграционных проектах стали приобретать стратегические, военно-политические установки. В этой связи автор заключает, что хотя выбранный курс на углубление экономической интеграции в рамках евразийских институтов в целом позволяет установить широкий спектр горизонтальных и вертикальных экономических связей между странами — партнерами по ЕАЭС, выраженный конкурентный характер стратегий России и государств Запада формирует дополнительный конфликтный потенциал в регионе. При отсутствии альтернативных подходов и видений этот конфликт рискует стать не только источником сложностей для России и Запада, но и ингибитором интеграционных процессов внутри ЕАЭС. Ключом к улучшению региональной политической ситуации, по мнению автора, может стать отход от чрезмерной политизированности или даже «заидеологизированности» евразийской политики как в России, так и на Западе, которая мешает политическим элитам продвигаться по пути поиска компромиссов и принятия альтернативных стратегических векторов в данном регионе.

Развитие экономических процессов в Азии в первые два десятилетия XXI в. можно схематично представить в виде нескольких волн, различающихся фокусом внешнеэкономической активности стран региона и превалирующей экономической региональной повесткой. 2000-е годы характеризовались бумом заключения двусторонних соглашений о либерализации торговли, созданием асеаноцентричных зон свободной торговли в формате АСЕАН+1 и имевшими весьма общий характер обсуждениями перспектив образования обширного регионального интеграционного объединения. «Возвращение в Азию» с 2009 г. крупнейшего внерегионального актора — США — вывело задачу создания крупного регионального торгово-экономического блока из умозрительной в практическую плоскость предметного обсуждения параметров и принципов его функционирования. Период с 2010 по 2017 г., представляющий собой вторую волну в развитии экономических процессов в Азии, характеризовался «мягким» соперничеством США и Китая, крупнейших мировых экономик, за право определять модель экономической интеграции в регионе (Транстихоокеанское экономическое партнерство vs Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство) и занятие руководящей роли в создании региональной системы правил в сфере торговли и инвестиций. Третья волна последовала за выдвижением Пекином в 2013 г. инициатив «Пояс и путь» и АБИИ, которые расширили фокус усилий азиатских стран с вопросов либерализации торговли и инвестиционной деятельности до задач содействия инфраструктурному развитию и взаимосвязанности региона. Цель данной статьи — оценить инициативы «Пояс и путь» и АБИИ с позиций их содействия повышению роли Китая в экономических процессах в Азии и их влияния на экономическую архитектуру региона. В первой части статьи характеризуются протекавшие в регионе и в Китае экономические процессы, на фоне которых произошло выдвижение китайских инициатив «Пояс и путь» и АБИИ. Во второй и третьей частях обе инициативы анализируются в контексте их влияния на экономическую архитектуру региона и региональные позиции Китая. При этом акцент делается на выявлении содержательных изменений, которые китайские инициативы претерпели за 2013–2019 гг., и промежуточных результатов их реализации. «Пояс и путь» и АБИИ трактуются в статье как инициативы, отражающие намерение Китая конвертировать свою возросшую экономическую и финансовую мощь в региональное влияние. Учреждение новых многосторонних финансовых институтов, разработка новых региональных правил, регулирующих торговлю, инвестиционную и хозяйственную деятельность, внедрение новых производственных, технических и иных стандартов, изменение транспортно-логистической карты региона, создание новых цепочек добавленной стоимости и прочие результаты внешнеэкономической деятельности Китая способны привести к переформатированию региональной экономической архитектуры.

Заключение соглашения о Трансатлантическом торговом и инвестиционном партнерстве (ТТИП) с участием США и Европейского союза могло стать одним из самых значительных событий прошедшего десятилетия не только по своим прямым торгово-экономическим последствиям, но и с точки зрения переформатирования всей системы глобального управления и стратегического баланса сил. Однако начавшиеся в 2013 г. переговоры так и не увенчались успехом и были фактически заморожены в 2017 г. Подобное развитие событий представляется тем более неожиданным, поскольку, хотя оценки влияния нового мегаблока на экономику США и ЕС разнились, большинство исследователей и политиков были настроены весьма оптимистично относительно перспектив этого соглашения, подчеркивая его геополитическое значение для коллективного Запада на фоне усиления Китая на международной арене. Неизбежно возникает вопрос, чем же можно объяснить заморозку ТТИП: связана ли она только лишь с приходом к власти в США администрации Д. Трампа, не скрывавшего негативного отношения к наследию своего предшественника на президентском посту, или она имела под собой более глубокие объективные основания? Для того чтобы попытаться ответить на этот вопрос, представляется целесообразным не только проанализировать противоречия, обозначившиеся между сторонами в ходе 15 раундов переговоров, но и присмотреться к динамике их торгово-экономических контактов на современном этапе. Одной из отличительных черт политики Д. Трампа является стремление продвигать американские национальные интересы за счет ослабления многостороннего подхода: в 2018 г. страны ЕС и ряд других государств стали мишенью американских пошлин на сталь и алюминий, введенных из соображений национальной безопасности. Эти односторонние меры послужили механизмом давления накануне начала переговоров. В июле 2018 г. было сделано совместное заявление лидеров США и ЕС о намерении сотрудничать в целях устранения тарифных и нетарифных барьеров и субсидий в производстве промышленных товаров за исключением автомобильной промышленности. В апреле 2019 г. Совет ЕС принял решение, санкционировавшее начало переговоров с США с целью заключить соглашение об устранении тарифов на промышленные товары. Тогда же было принято отдельное решение Совета ЕС начать переговоры с Вашингтоном о заключении соглашения об оценке соответствия. Тем не менее спустя год переговоры США–ЕС по устранению тарифов на промышленные товары так и не начались; прошло три раунда дискуссий по вопросам регулирования в формате Исполнительной рабочей группы. В этих условиях становится понятно, что в ближайшей перспективе соглашение масштаба ТТИП вряд ли может быть заключено. Главной причиной выступают не столько субъективные факторы в лице Д. Трампа, сколько объективное расхождение целей и интересов сторон на переговорах. Наиболее вероятным сценарием представляется продолжение диалога между США и ЕС по частным проблемам, например по вопросам регулирования.

Японская арктическая стратегия уже не раз становилась предметом рассмотрения как в российских, так и в зарубежных научных исследованиях. При этом в фокусе внимания чаще всего оказывались ее геополитические и экономические аспекты, в то время как механизмы и особенности ее формирования остаются сравнительно менее изученными. Отчасти восполнить этот пробел и призвана данная статья, для чего в ней предпринимается попытка проанализировать феномен японского «арктического лобби». Выявлены ключевые группы интересов, выступающие за активизацию арктической политики Японии и, в частности, за развитие в этой связи сотрудничества с Российской Федерацией. К их числу авторы прежде всего относят представителей энергетического сектора, которые стремились принять участие в строительстве заводов по производству сжиженного природного газа (СПГ). Присоединение Токио к антироссийским санкциям серьезно ударило по этим планам. Однако принятие С. Абэ в 2016 г. плана «8 пунктов» по развитию сотрудничества с Россией в области экономики открыло новые возможности и для реализации арктических проектов. В укреплении двусторонних контактов заинтересованы еще две влиятельные японские группы интересов — судоходные и судостроительные компании, которые также пострадали от введения антироссийских санкций. Японский бизнес активно включился в реализацию проектов по строительству перегрузочных СПГ-терминалов около Мурманска и на Камчатке. Неуклонно растет интерес к Арктике еще одного влиятельного сектора японской экономики — рыболовной отрасли. Укрепление сотрудничества с Россией расширяет возможности Токио по включению в процесс выработки правового режима рыболовства в центральной части Северного Ледовитого океана. Наконец, авторы останавливаются на еще одном важном элементе японского «арктического лобби» — региональных элитах. В этой связи проанализирована деятельность губернаторства Хоккайдо по подключению к освоению Северного морского пути. Подробно рассмотрены основные инструменты и каналы, используемые японским «арктическим лобби» для воздействия на органы государственной власти, включая разнообразные бизнес-ассоциации, СМИ, научно-исследовательские центры. Отдельно освещены механизмы государственно-частного партнерства. Авторы заключают, что хотя «арктическое лобби» само по себе не в состоянии заставить правительство полностью отменить антироссийские санкции, разработка точечной, селективной стратегии сотрудничества с японским бизнесом позволила бы укрепить двусторонние отношения и открыла бы дополнительные возможности для освоения богатств Крайнего Севера и развития Русской Арктики.

Исследование посвящено выявлению и объяснению ключевых изменений в политике США по оказанию помощи арабским странам Ближнего Востока и Северной Африки (БВСА) при администрации Д. Трампа. Цель статьи — проверить на основе анализа количественных данных два расхожих тезиса: о пересмотре Вашингтоном принципов поддержки зарубежных стран и о сокращении масштабов вовлечения в дела БВСА после 2017 г. Статья состоит из четырех разделов. В первом сформулированы пять гипотез относительно ожидаемых (исходя из логики и динамики развития внутриамериканского и регионального контекстов) изменений в объемах и структуре помощи БВСА при Д. Трампе по сравнению с концом правления Б. Обамы, а также относительно различий в позициях Белого дома и Конгресса. Во втором разделе раскрыты особенности используемых статистических данных и методов их обработки, в третьем произведена верификация гипотез с применением агрегированных показателей в целом по региону, а в четвертом полученные результаты объяснены с помощью дезагрегации данных по отдельным странам. Три из пяти гипотез не находят подтверждения при анализе сводных данных. Администрация Д. Трампа не сокращала помощь БВСА более существенно, чем другим регионам, и не оберегала при этом статьи бюджета помощи, приносящие прямые дивиденды американскому бизнесу. При этом республиканский Конгресс проявлял куда меньше желания поддерживать исполнительную власть при президенте-однопартийце, чем в последние годы правления демократа Б. Обамы. Подтвердились же лишь две гипотезы касательно приоритизации помощи в области безопасности при Д. Трампе и диспропорционального сокращения помощи, ориентированной на продвижение демократии. Такой неожиданный результат, требующий нюансировки обоих указанных тезисов, предложено интерпретировать с учетом различий в динамике помощи отдельным странам. США подходят дифференцированно к крупнейшим реципиентам (Египту и Иордании) и остальным государствам БВСА. Помощь Каиру и Амману оберегается максимально, а другим странам — сокращается, в том числе помощь в области безопасности, включая гранты на закупки американских систем вооружений. Этот факт объясняется тем, что сотрудничество с Египтом и Иорданией имеет не только более прочную стратегическую основу, но и мощную поддержку внутри США — со стороны как оборонных предприятий, заинтересованных в крупных экспортных заказах, так и влиятельного произраильского лобби. Приверженность американских властей подобному дифференцированному подходу сохранится и после выборов 2020 г., но сама структура помощи региону может претерпеть существенную трансформацию.

В настоящей статье исследуется восприятие финским президентом Мартти Ахтисаари содержания и значения российского вектора внешней политики Финляндии в 1994–2000 гг. Данная проблематика не раз становилась предметом изучения как в России, так и за рубежом — с точки зрения рассмотрения логики развития двусторонних отношений и в более широком контексте анализа внешней политики Финляндии в постбиполярный период. Вместе с тем в рамках данного исследования впервые предпринимается попытка рассмотреть эти вопросы с помощью метода когнитивного картирования. Подобный подход может позволить не только лучше понять образ мышления М. Ахтисаари, который играл ключевую роль в формировании внешней политики Финляндии в рассматриваемый период, но и скорректировать выводы и наблюдения предшествовавших исследователей, подведя под них новую теоретическую базу. Для достижения цели исследования была предпринята попытка применить метод когнитивного картирования в отношении выборки речей и статей финского президента, опубликованных в указанные годы. В статье выявлены наиболее выраженные в речах и работах М. Ахтисаари темы и сюжеты, установлена их причинно-следственная взаимосвязь. На этой основе была составлена когнитивная карта. В результате установлена так называемая центральная каузальная цепочка, включающая набор тесно связанных между собой ключевых образов и идей финского президента, которые определяли его восприятие российского вектора политики Финляндии в указанные годы. Последующая интерпретация когнитивной карты позволила выявить цели и факторы формирования внешнеполитической концепции М. Ахтисаари, составить их иерархию. На основании проведенного картирования автор приходит к выводу, что главной задачей внешней политики Финляндии в период президентства М. Ахтисаари в отношениях с РФ было сохранение безопасности и стабильности в Европе вообще и в регионе Северной Европы и Балтийского моря в частности. В этой связи особое внимание уделялось программе ЕС «Северное измерение». Она рассматривалась в качестве главного средства для сближения РФ с Евросоюзом, укрепления политического диалога и экономического сотрудничества между ними, а также для содействия процессу реформирования постсоветской России.

Публичная дипломатия часто рассматривается в академической литературе как специфическое средство внешней политики, как будто специально созданное для малых государств, позволяющее им компенсировать недостаток военных и экономических возможностей. При этом парадоксальным образом в той же академической литературе основное внимание при изучении проблематики публичной дипломатии оказывается сосредоточено на соответствующей деятельности ведущих акторов мировой политики. Однако рассмотрение публичной дипломатии малых стран действительно может помочь приблизиться к пониманию возможностей данного направления внешнеполитической деятельности государств в современных условиях. В представленной статье прослежена эволюция публичной дипломатии Словацкой Республики, в которой условно можно выделить два этапа. Во время первого этапа (1993–2004) проходило активное становление словацкой публичной дипломатии, призванной прежде всего содействовать достижению главной внешнеполитической цели — вступлению страны в структуры ЕС. С помощью информационной поддержки (advocacy) и культурной дипломатии (преимущественно через сеть Словацких институтов) Словакия пыталась убедить отдельных политиков, журналистов, представителей академического сообщества, бизнесменов, активистов неправительственных организаций в Европе в готовности страны быть частью Европейского союза. В течение второго этапа (с 2005 г. по настоящее время) помимо культурной дипломатии одну из важнейших ролей в публичной дипломатии Словакии стал играть национальный брендинг, направленный на формирование позитивного образа страны за рубежом. Именно в данный период времени были запу щены Национальная стипендиальная программа Словацкой Республики и информационная кампания «Словакия — хорошая идея», которые внесли значительный вклад в распространение объективной информации о стране и способствовали укреплению ее отношений с соседними государствами и важными торговыми партнерами. Автор заключает, что за почти три десятилетия Словакии удалось выстроить современную конкурентоспособную систему публичной дипломатии, которая характеризуется следующими чертами: высоким уровнем координации между ключевыми акторами, широким арсеналом используемых методов и подходов, диалогом с населением собственной страны относительно ключевых внешнеполитических целей (domestic public diplomacy).

В 2020 г. весь мир отмечал 75-ю годовщину завершения самой страшной войны в истории человечества — Второй мировой. Однако празднование разгрома держав-агрессоров было омрачено продолжающимся нарастанием противоречий между ведущими акторами современной мировой политики. В этих условиях на академическое сообщество ложится задача противостоять попыткам ревизии итогов этой войны в угоду текущим, конъюнктурным политическим интересам. Этой цели, как представляется, может послужить и рассматриваемая коллективная монография под редакцией видных российских историков Л.С. Белоусова и А.С. Маныкина. В ней представлен взвешенный, фундированный и хронологически последовательный анализ истории Второй мировой войны. При этом следует подчеркнуть, что основной акцент коллектив автор решил сделать не на непосредственном рассмотрении перипетий военных действий, а на анализе их роли и значения с точки зрения развития системы международных отношений. В частности, подробно освещена динамика взаимодействий в рамках стратегического треугольника СССР–США–Великобритания как во время Второй мировой войны, так и в первые послевоенные годы. Благодаря этому обстоятельству рассматриваемая коллективная монография не только позволяет лучше понять ключевые тенденции развития взаимоотношений между великими державами в годы войны, но и проливает свет на некоторые важные причины и предпосылки складывания биполярной системы и начала «холодной войны». Несмотря на некоторую, местами излишнюю, европоцентричность авторского подхода, можно заключить, что данная коллективная монография является по-настоящему фундаментальным трудом по истории Второй мировой войны, который станет заметным событием для российского научного сообщества и может быть рекомендован как специалистам-историкам, так и широкому кругу читателей.