Статья посвящена сравнительному исследованию динамики и механизмов трансформации стратегической стабильности в исторической ретроспективе холодной войны и в настоящий момент. На основании анализа факторов, влияющих на стратегическую стабильность в разные периоды времени, делаются выводы о приоритетах этой трансформации. При анализе стратегической стабильности следует отличать ее базовые принципы, сводящиеся к устойчивости ядерного сдерживания в любых реалистичных сценариях развития событий и не предоставляющие конструктивных оснований для практических действий, от прикладных репрезентаций для нужд расчета военно-стратегических балансов и формулирования соглашений о контроле над вооружениями. Последние зависят от текущего состояния стратегического ландшафта, который подвержен постоянным изменениям, иногда скоростным и драматичным, как показывают и история холодной войны, и современное положение дел. Прикладное воплощение стратегической стабильности выбирается для конкретных задач, соотносится с наиболее опасными текущими тенденциями и опирается на набор трех базовых групп факторов (военно-политических, военно-технических и военно-стратегических), действующих в определенный момент времени. Это приводит к необходимости постоянного пересмотра релевантного набора этих факторов и разработке всё новых практических мер укрепления ядерного сдерживания.

В статье выполнена оценка текущего набора релевантных факторов, влияющих на стабильность ядерного сдерживания. Данная оценка была соотнесена с широко применяемой сегодня моделью стратегической стабильности, уходящей в логику переговоров о контроле над вооружениями конца 1980-х годов. Показаны пределы применимости этой модели в нынешнем стратегическом ландшафте, сделан акцент на приоритетных факторах, которые подрывают текущую репрезентацию стратегической стабильности (определенную в Совместном советско-американском заявлении 1990 г.). Продемонстрирована возросшая комплексность проблемы в сравнении с опытом холодной войны: возникновение новых неучтенных факторов отмечается во всех трех упомянутых группах. Проанализированы возможные характер и последовательность дальнейшего движения в сфере контроля над вооружениями, способного снизить остроту проблемы и повысить стратегическую стабильность.

Нынешний этап развития международных отношений характеризуется неуклонным ростом напряженности между США и КНР. В академическом сообществе для описания усиливающихся американо-китайских трений всё чаще используется словосочетание «холодная война 2.0» (или новая холодная война). Несмотря на крайнюю дискуссионность этого образа, он может оказаться полезным при анализе ряда современных мирополитических тенденций. В частности, он позволяет по-новому взглянуть на содержание ядерной проблемы Корейского полуострова, вписав ее в логику нарождающегося американо-китайского глобального противостояния. В первом разделе статьи представлен обзор современных дискуссий вокруг концепта «холодной войны 2.0» в российской и зарубежной академической литературе, выявлены особенности подходов к его интерпретации в США, РФ и КНР. Во втором разделе показано, что, несмотря на разночтения, образ «холодной войны 2.0» может оказаться полезным с точки зрения понимания конкретных шагов глобальных и региональных игроков, которые направлены на модернизацию их вооруженных сил и грозят превратить Корейский полуостров в арену нового биполярного противостояния. В третьем разделе с опорой на Гарвардскую модель переговоров и опыт подготовки Соглашения 2005 г. предпринята попытка обозначить зону потенциальных договоренностей по ядерной проблеме Корейского полуострова в новых условиях. Автор приходит к выводу, что риторика в духе «холодной войны 2.0» оказывается востребованной как у крупных игроков, так и у стран Корейского полуострова, позволяя им с ее помощью извлекать дополнительные внутри и внешнеполитические дивиденды. При этом если КНДР делает ставку на ядерный фактор, то Республика Корея, опираясь на концепцию «средней силы», пытается балансировать между великими державами и тем самым увеличивать свое влияние и вес на международной арене. Подобная политика в долгосрочной перспективе несет серьезные риски, чревата неконтролируемой эскалацией международной напряженности на Корейском полуострове и превращением его уже не просто в арену нового биполярного соперничества, а в полноценный очаг военной опасности.

К настоящему времени сложился достаточно широкий международный консенсус относительно необходимости достижения углеродной нейтральности и, шире, решения глобальных экологических проблем. Европейский союз претендует на роль нормативной силы в этой сфере, продвигая всё более жесткие экологические и климатические стандарты в энергетике, последовательно и настойчиво заставляя других следовать своему примеру. В то же время возникает задача консолидации общественного мнения внутри самого ЕС вокруг идеи устойчивого климатоориентированного транзита, парирования негативных эффектов, порождаемых его экономическими и социальными издержками. В решении этой задачи особое значение приобретают создание и продвижение нарратива энергетического перехода как убедительного и непротиворечивого рассказа, призванного легитимировать экологическую и энергетическую политику ЕС. В данной статье предпринята попытка выявить и проанализировать ключевые элементы соответствующего нарратива, продвигаемого в Европейском союзе, а также оценить особенности восприятия его представителями различных групп населения европейских стран. Кроме того, рассмотрен ряд альтернативных нарративов зеленого транзита, возникших в виде реакции как на недостатки и просчеты энергетической политики самого ЕС, так и на вызовы, порожденные событиями на Украине. Автор приходит к выводу, что руководству Европейского союза и поддерживающим его курс неправительственным и некоммерческим акторам удалось в целом сформировать широкий и устойчивый общественный консенсус вокруг официального нарратива энергетического перехода. В этих условиях одними из главных задач для Евросоюза становятся сохранение и укрепление достигнутого уровня общественной поддержки своей политики перед лицом новых вызовов территориальной и политической сплоченности, которые с неизбежностью возникнут в связи с зеленым транзитом, включая ускорение инфляции, общее удорожание жизни, негативные явления на рынке труда вследствие его структурной перестройки, а также усиление экономической неоднородности государств-членов.

Политики и академические исследователи в большинстве своем сходятся во мнении, что выход Великобритании из Европейского союза, так называемый Брекзит, является уникальным феноменом, который был порожден специфическим сочетанием внутриполитических, экономических и социальных факторов и не может повториться ни в одной другой стране ЕС, по крайней мере в обозримом будущем. В данной статье предпринимается попытка поставить под сомнение подобные утверждения. Автор выдвигает гипотезу, что во Франции евроскептические настроения не меньше, чем в свое время в Великобритании, и что именно в этой стране вполне может состояться следующий референдум о членстве в Евросоюзе. В обоснование этой гипотезы в первой части статьи последовательно рассмотрены основные причины и предпосылки Брекзита. В качестве таковых автор выделяет четыре ключевых обстоятельства: 1) рост недовольства местного населения социальными и экономическими проблемами, которые сторонники Брекзита объясняли притоком дешевой рабочей силы из стран Восточной Европы; 2) опасения относительно возможности утраты национального суверенитета в условиях укрепления власти наднациональных органов ЕС; 3) поддержка Брекзита частью политических элит страны; 4) наличие постимперского синдрома. Во второй части статьи показано, что аналогичные объективные тенденции и общественные настроения существуют и в Пятой республике, хотя и отличаются там особой спецификой. Как в свое время в Великобритании, во Франции определенные слои населения выказывают растущее беспокойство в связи с перспективой утраты национального суверенитета при сокращающемся влиянии на проводимую Брюсселем политику и призывают уменьшить число иммигрантов (главным образом выходцев из Северной Африки).

При этом во Франции усиливаются позиции не только правого, но и левого евроскептицизма, что делает положение страны уникальным. Всё это накладывает повышенные обязательства на нынешнего президентаевроэнтузиаста Э. Макрона: его провал способен спровоцировать новый системный кризис ЕС, который тот может и не пережить.

Публичная дипломатия является одним из важнейших внешнеполитических инструментов Евросоюза, позволяющих ему последовательно укреплять собственные позиции на международной арене. Особое место в зарубежной политике Брюсселя занимает выстраивание доверительных отношений с США, которые традиционно выступают ведущим торговым и военным партнером ЕС. Явное охлаждение в отношениях между официальными Брюсселем и Вашингтоном, обозначившееся с приходом к власти Д. Трампа, поставило Евросоюз перед необходимостью укрепления нетрадиционных каналов взаимодействия с американской общественностью. В этой связи большой исследовательский интерес представляет анализ попыток ЕС адаптировать свои программы публичной дипломатии в Соединенных Штатах к новым реалиям. В первом разделе обозначены политические, экономические, имиджевые и управленческие вызовы, с которыми столкнулись дипломаты ЕС на данном направлении в годы президентства Д. Трампа (2017−2020). Во втором разделе рассмотрены основные тематические приоритеты, механизмы и ключевые проекты публичной дипломатии Евросоюза, ориентированной на американскую общественность. Автор отмечает, что во взаимодействии с американской аудиторией публичная дипломатия ЕС в рассматриваемый период особое значение придавала информационно-разъяснительной деятельности, использованию инструментов культурной дипломатии, а также разнообразным программам обменов, ориентированным на молодежь как на наиболее активную часть общества. Автор заключает, что, хотя европейским дипломатам и не удалось добиться качественного улучшения трансатлантических отношений в период президентства Д. Трампа, публичная дипломатия ЕС продемонстрировала устойчивость и адаптивность перед лицом неблагоприятных обстоятельств. Особого внимания заслуживают ряд инновационных программ, опыт реализации которых может оказать влияние на развитие публичной дипломатии ЕС в целом.

Регион Центральной Азии, обладая богатыми запасами энергоресурсов и уникальным геополитическим положением, занимает важное место в современной внешнеполитической стратегии КНР. При этом, несмотря на подчеркнутое внимание китайских исследователей к проблематике «мягкой силы» и публичной дипломатии, этот аспект внешней политики Пекина в отношении центральноазиатских республик остается сравнительно менее изученным. Именно эту лакуну и призвана отчасти заполнить данная статья. В первом разделе дано определение понятия «публичная дипломатия», рассмотрены эволюция связанного с ним дискурса в Китае и теоретические подходы китайских исследователей к данной концепции. Во втором разделе выявлены причины актуализации инструментария публичной дипломатии во внешней политике КНР в отношении стран Центральной Азии в последние годы. Показано, что быстрое укрепление экономического и политического сотрудничества Китая со странами региона не сопровождалось пропорциональным улучшением китайского имиджа в глазах местного населения, напротив, наблюдался устойчивый рост синофобии. В этих условиях и в контексте запуска инициативы «Пояс и путь» КНР стала уделять повышенное внимание инструментам публичной дипломатии. В третьем разделе обозначены основные направления реализации программ публичной дипломатии в государствах рассматриваемого региона: PR-дипломатия, СМИ-дипломатия и гуманитарная дипломатия. В заключительном разделе выявлены эндогенные и экзогенные вызовы, с которыми сталкивается публичная дипломатия КНР в странах Центральной Азии на современном этапе. Автор отмечает, что конкурентоспособность и эффективность китайской публичной дипломатии могут быть повышены за счет расширения сотрудничества в гуманитарной сфере, применения цифровых технологий и медиа 2.0, а также активного вовлечения неправительственных коммерческих и некоммерческих акторов во взаимодействие с региональной общественностью. Автор приходит к выводу, что центральноазиатский вектор китайской публичной дипломатии будет приобретать всё большую значимость, несмотря на указанные проблемы.